Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет
курицу.)Ай, ай, ай, какая
курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип,
возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
— Где же наши
куры? —
Девчонки орут.
«Не орите, дуры!
Съел их земский суд;
Взял еще подводу
Да сулил постой…»
Славно жить народу
На Руси святой!
— Вот беда! Проснется, опять уснет, а прохожий человек
взял да и
покурил.
Литератор откинулся пред ним на спинку стула, его красивое лицо нахмурилось, покрылось серой тенью, глаза как будто углубились, он закусил губу, и это сделало рот его кривым; он
взял из коробки на столе папиросу, женщина у самовара вполголоса напомнила ему: «Ты бросил
курить!», тогда он, швырнув папиросу на мокрый медный поднос,
взял другую и закурил, исподлобья и сквозь дым глядя на оратора.
— Я Варваре Кирилловне служу, и от нее распоряжений не имею для вас… — Она ходила за Самгиным, останавливаясь в дверях каждой комнаты и, очевидно, опасаясь, как бы он не
взял и не спрятал в карман какую-либо вещь, и возбуждая у хозяина желание стукнуть ее чем-нибудь по голове. Это продолжалось минут двадцать, все время натягивая нервы Самгина. Он
курил, ходил, сидел и чувствовал, что поведение его укрепляет подозрения этой двуногой щуки.
Смотри за всем, чтоб не растеряли да не переломали… половина тут, другая на возу или на новой квартире: захочется
покурить,
возьмешь трубку, а табак уж уехал…
По-японски их зовут гокейнсы. Они старшие в городе, после губернатора и секретарей его, лица. Их повели на ют, куда принесли стулья; гокейнсы сели, а прочие отказались сесть, почтительно указывая на них. Подали чай, конфект, сухарей и сладких пирожков. Они выпили чай,
покурили, отведали конфект и по одной завернули в свои бумажки, чтоб
взять с собой; даже спрятали за пазуху по кусочку хлеба и сухаря. Наливку пили с удовольствием.
Прежде всего они спросили, «какие мы варвары, северные или южные?» А мы им написали, чтоб они привезли нам
кур, зелени, рыбы, а у нас
взяли бы деньги за это, или же ром, полотно и тому подобные предметы. Старик
взял эту записку, надулся, как петух, и, с комическою важностью, с амфазом, нараспев, начал декламировать написанное. Это отчасти напоминало мерное пение наших нищих о Лазаре. Потом, прочитав, старик написал по-китайски в ответ, что «почтенных
кур у них нет». А неправда: наши видели
кур.
Кто начинает только завтракать, кто пьет чай; а этот, ожидая, когда удастся, за толпой, подойти к столу и
взять чего-нибудь посущественнее, сосет пока попавшийся под руку апельсин; а кто-нибудь обогнал всех и эгоистически
курит сигару.
Он хотел идти назад и искать свою трубку, но я советовал ему подождать, в надежде, что люди, идущие сзади, найдут его трубку и принесут с собой. Мы простояли 20 минут. Старику, видимо, очень хотелось
курить. Наконец он не выдержал,
взял ружье и сказал...
И сидели они у наших, Данилыч, часа два, и наши с ними говорят просто, вот как я с тобою, и не кланяются им, и смеются с ними; и наш-то сидит с генералом, оба развалившись, в креслах-то, и
курят, и наш
курит при генерале, и развалился; да чего? — папироска погасла, так он
взял у генерала-то, да и закурил свою-то.
На радость
взяли дочку,
Все ждем-пождем, что счастье поплывет.
Поверил ты чужому разговору,
Что бедному приемыши на счастье,
Да вот и плачь — достался
курам на смех
Под старость лет.
Затем он укладывает копнушку скошенной травы, постилает сверху обрывок старой клеенки и садится, закуривая коротенькую трубочку.
Курит он самый простой табак, какие-то корешки; не раз заикался и эту роскошь бросить, но привычка
взяла свое, да притом же трубка и пользу приносит, не дает ему задремать. Попыхивает он из трубочки, а глазами далеко впереди видит. Вот Митрошка словно бы заминаться стал, а Лукашка так и вовсе попусту косой машет. Вскаивает Арсений Потапыч и бежит.
— Он и то с бурачком-то ворожил в
курье, — вступился молодой парень с рябым лицом. — Мы, значит, косили, а с угору и видно, как по осокам он ходит… Этак из-под руки приглянет на реку, а потом присядет и в бурачок себе опять глядит. Ну, мы его и
взяли, потому… не прост человек. А в бурачке у него вода…
Вот с отцом у Галактиона вышел с первого раза крупный разговор. Старик стоял за место для будущей мельницы на Шеинской
курье, где его
взяли тогда суслонские мужики, а Галактион хотел непременно ставить мельницу в так называемом Прорыве, выше Шеинской
курьи версты на три, где Ключевая точно была сдавлена каменными утесами.
Вот как это было: выстрелив в стаю озимых
кур и
взяв двух убитых, я следил полет остальной стаи, которая начала подниматься довольно высоко; вдруг одна сивка пошла книзу на отлет (вероятно, она ослабела от полученной раны) и упала или села неблизко; в одно мгновение вся стая быстро опустилась и начала кружиться над этим местом очень низко; я немедленно поскакал туда и нашел подстреленную сивку, которая не имела сил подняться, а только ползла, потому что одна нога была переломлена; стая поднялась выше.
— Два года назад, да! без малого, только что последовало открытие новой — ской железной дороги, я (и уже в штатском пальто), хлопоча о чрезвычайно важных для меня делах по сдаче моей службы,
взял билет, в первый класс: вошел, сижу,
курю.
— Ja, mein Herr [Да, сударь (нем.)], — сказала равнодушно и немного свысока экономка, усаживаясь в низкое кресло и закуривая папиросу. — Вы заплатиль за одна ночь и вместо этого взяль девушка еще на одна день и еще на одна ночь. Also [Стало быть (нем.)], вы должен еще двадцать пять рублей. Когда мы отпускаем девочка на ночь, мы берем десять рублей, а за сутки двадцать пять. Это, как такса. Не угодно ли вам, молодой человек,
курить? — Она протянула ему портсигар, и Лихонин как-то нечаянно
взял папиросу.
У него горела голова, жгло веки глаз, сохли губы. Он нервно
курил папиросу за папиросой и часто приподымался с дивана, чтобы
взять со стола графин с водой и жадно, прямо из горлышка, выпить несколько больших глотков. Потом каким-то случайным усилием воли ему удалось оторвать свои мысли от прошедшей ночи, и сразу тяжелый сон, без всяких видений и образов, точно обволок его черной ватой.
В назначенное время я сходил за лекарством и вместе с тем в знакомый трактир, в котором я иногда обедал и где мне верили в долг. В этот раз, выходя из дому, я захватил с собой судки и
взял в трактире порцию супу из
курицы для Елены. Но она не хотела есть, и суп до времени остался в печке.
— Я тоже родителей чтил, — продолжал он прерванную беседу, — за это меня и бог благословил. Бывало, родитель-то гневается, а я ему в ножки! Зато теперь я с домком; своим хозяйством живу. Всё у меня как следует; пороков за мной не состоит. Не пьяница, не тать, не прелюбодей. А вот братец у меня, так тот перед родителями-то фордыбаченьем думал
взять — ан и до сих пор в кабале у купцов состоит.
Курицы у него своей нет!
— Божья воля — само собой. А главная причина — строгие времена пришли. Всякому чужого хочется, а между прочим, никому никого не жаль.
Возьмем хоть Григорья Александрыча. Ну, подумал ли он, как уставную-то грамоту писал, что мужика обездоливает? подумал ли, что мужику либо землю пахать, либо за
курами смотреть? Нет, он ни крошки об этом не думал, а, напротив того, еще надеялся:"То-то, мол, я штрафов с мужиков наберу!"
Ну, и
взял он с него по целковому с улья, а в ведомости и настрочил"У такого-то, Пахома Сидорова, лошадей две, коров три, баранов и овец десять, теленок один, домашних животных шестнадцать,
кур семь, пчел тридцать одна тысяча девятьсот девяносто семь".
— Вы, что ли, Конон Лукич,
курицу взяли? — пристает она к барину.
На место Максима
взяли с берега вятского солдатика, костлявого, с маленькой головкой и рыжими глазами. Помощник повара тотчас послал его резать
кур: солдатик зарезал пару, а остальных распустил по палубе; пассажиры начали ловить их, — три
курицы перелетели за борт. Тогда солдатик сел на дрова около кухни и горько заплакал.
— Не мешайте мне работать, черт вас
возьми! — орет хозяин, бледный с натуги. — Сумасшедший дом — ведь для вас же спину ломаю, вам на корм! О, звери-курицы…
1850 год. Надо бросить. Нет, братик, не бросишь. Так привык
курить, что не могу оставить. Решил слабость сию не искоренять, а за нее
взять к себе какого-нибудь бездомного сиротку и воспитать. На попадью, Наталью Николаевну, плоха надежда: даст намек, что будто есть у нее что-то, но выйдет сие всякий раз подобно первому апреля.
Но
курить солдатам не пришлось. Только что Авдеев встал и хотел налаживать опять трубку, как из-за шелеста ветра послышались шаги по дороге. Панов
взял ружье и толкнул ногой Никитина. Никитин встал на ноги и поднял шинель. Поднялся и третий — Бондаренко.
— По весне наедут в деревни здешние: мы, говорят, на воздух приехали, дышать чтобы вольно, а сами — табачище бесперечь
курят, ей-богу, право! Вот те и воздух! А иной
возьмёт да пристрелит сам себя, как намедни один тут, неизвестный. В Сыченой тоже в прошлом году пристрелился один… Ну, идём к чаю.
Наверху раздался крик, но не крик драки, а крик делового замешательства, какие часто бывают на корабле. Бутлер отправился узнать, в чем дело; за ним вскоре вышел Синкрайт. Капитан, стоя,
курил, и я воспользовался уходом помощников, чтобы передать ему деньги. Он
взял ассигнации особым надменным жестом, очень тщательно пересчитал и подчеркнуто поклонился. В его глазах появился значительный и веселый блеск.
— Ах ты, мой бутончик!.. пупочка… — говорил Порфир Порфирыч, целуя руки у Дуни. — Вот так красавица!.. Ну-ка, повернись-ка маленько… Ну!.. Пышная бабенка, черт
возьми! Аришенька, матушка, здравствуй!.. Что это ты нахохлилась, как
курица перед ненастьем?
— Развёл бы я
кур!.. — сладко прищуривая глаза, говорил он. — Всех пород: брамапутр, кохинхин, цыцарок, индюшек… И — павлина! Хорошо, чёрт
возьми, сидеть у окна в халате,
курить папиросу и смотреть, как по двору, распустя хвост зонтом, твой собственный павлин ходит! Ходит эдаким полицеймейстером и ворчит: брлю, брлю, брлю!
—
Возьмём такой подлый случай: играю я, назад тому с неделю, у Кононова в гостинице с каким-то господином, вижу — личность словно знакома, ну — все
курицы в перьях!
— Милочка, душечка Жервеза, и ничего больше, — успокоивала ее Дора. — Совершенно французская идиллия из повести или романа, — говорила она, выходя с Долинским за калитку дворика, — благородная крестьянка, коровки, дети,
куры, молоко и лужайка. Как странно! Как глупо и пошло мне это представлялось в описаниях, и как это хорошо, как спокойно ото всего этого на самом деле. Жервеза,
возьмите, милая, меня жить к себе.
По мнению Ольги Федотовны, бабушка не любила семинаристов за то, что, ходя с отцами в праздники по приходу, они ловят
кур и вообще очень обижают крестьян, собирая с них без милосердия все, что
взять можно. Но бабушка знала, разумеется, что и из семинаристов бывают исключения, и при этом ей опять представлялся Сперанский… Он очень занимал ее.
— Вот, говорят, от губернаторов все отошло: посмотрели бы на нас — у нас-то что осталось! Право, позавидуешь иногда чиновникам. Был я намеднись в департаменте — грешный человек, все еще поглядываю, не сорвется ли где-нибудь дорожка, — только сидит их там, как мух в стакане. Вот сидит он за столом, папироску
покурит, ногами поболтает, потом
возьмет перо, обмакнет, и чего-то поваракает; потом опять за папироску возьмется, и опять поваракает — ан времени-то, гляди, сколько ушло!
— Хоть бы
взять с того,
курят почти все!
— Ну чем лучше меня глупые
куры? А их кормят, за ними ухаживают, их берегут, — жаловалась она Канарейке. — Тоже вот
взять голубей… Какой от них толк, а нет-нет и бросят им горсточку овса. Тоже глупая птица… А чуть я подлечу — меня сейчас все и начинают гнать в три шеи. Разве это справедливо? Да еще бранят вдогонку: «Эх ты, ворона!» А ты заметила, что я получше других буду да и покрасивее?.. Положим, про себя этого не приходится говорить, а заставляют сами. Не правда ли?
— Папиросы на исходе, не забыть бы
взять. А в общем, я все-таки меньше стал
курить, от воздуха, что ли?
Некоторые, правда немногие, позаботились наловить и нарезать
кур и гусей, ощипали их и
взяли с собой.
— Ни за что людей терзает, — сказал он. — Как шли на походе, солдатик этот, Матюшкин, цыгарку
курил. Стали — он ружье
взял к ноге, а цыгарка между пальцами; забыл, видно, на свою голову. Венцель и доглядел.
На возвратном пути я старался растолковать Писареву, что я истинный рыбак, что охота для меня не шутка, а серьезное дело, что я или предаюсь ей вполне, или вовсе ею не занимаюсь, что охотничьих parties de piaisir я терпеть не могу и что завтра, когда все собираются удить рано утром (то есть часов в восемь, а не в два, как следует), я решительно с ними не поеду под предлогом, что хочу удить с берега; выберу себе местечко под тенью дерев, для виду закину удочки, хотя знаю, что там ни одна рыбка не
возьмет, и буду сидеть,
курить, наслаждаться весенним утром, свежим воздухом и молодою пахучею зеленью недавно распустившихся деревьев.
— А тебе, Прохор Пантелеич, стыдно жить в такой избе, — говорил Мухоедов, — ведь денег у тебя
куры не клюют… Вот
взял да и построил двухэтажный каменный дом, как в городах у купцов.
Как вот
возьмешь из-под
курицы яйцо, а в нем цыпленок пищит, так во мне совесть вдруг запищала, и, пока меня венчали, я всё думал: есть бог!
Родился ребёнок, переменилась жена моя: и голос у неё крепче стал, и тело всё будто бы выпрямилось, а ко мне она, вижу — как-то боком стоит. Не то, чтобы жадна стала, а начала куски усчитывать; уж и милостыню реже подаёт, вспоминает, кто из мужиков сколько должен нам. Долги — пятаки, а ей интересно. Сначала я думал — пройдёт это; я тогда уже бойко птицей торговал, раза два в месяц ездил в город с клетками; бывало, рублей пять и больше за поездку
возьмёшь. Корова была у нас, с десяток
кур — чего бы ещё надо?
—
Курите, пожалуйста, — сказала она великодушным и вместе убитым голосом и занялась с Соколовым вопросом о цене места. Петр Иванович, закуривая, слышал, что она очень обстоятельно расспросила о разных ценах земли и определила ту, которую следует
взять. Кроме того, окончив о месте, она распорядилась и о певчих. Соколов ушел.
Маменька очень любили пение; и кто бы им ни запел, они тотчас задумываются, тут же они подносили пану полковнику тот кусочек от
курицы, что всякий желает
взять, и как услышали наше сладкопение, забыли и кусочек, и пана полковника, и все, — стали как вкопанные, очень задумались и голову опустили.
Брат горбун, раскинув в широком уме своем, тотчас вызвался требуемое поставить — и вышел. Вскоре возвратился он и, к удивлению инспектора и Петруся, принес три
курицы, полхлеба и полон сапог пшеничной муки. Все это он, по художеству своему, секретно набрал у ближних спавших соседей; как же не во что было ему
взять муки, так он — изобретательный ум! — разулся и полон сапог набрал ее. Все эти припасы отданы были стряпухе, готовившей ужин на все общество.
По-видимому, тетушку они любили, так как держали себя при ней свободно и даже
курили, а бухгалтер, когда толпой подходили к закуске,
взял ее за широкую талию.
Беклешов. Хорошо, хорошо. Идеалист! Я говорю, коли я не
возьму тебя в руки, ты попадешь, как
кур во щи. Ну, да с этой точки зрения мы затравим. Ну, расскажи, сама особа какова?